Читать интересную книгу Платон, Плотин и Баламут. О фантастике, кино и не только - Марат Исангазин

встречает красивую девушку, которую не решается куда-либо пригласить, она ошарашивает его сумасшедшей теорией, которая позже оказывается верной, и он ее наконец спрашивает о планах на вечер. В «Скрепках» того же КОЛОДАНА аналогичный недотепистый герой встречает девушку, тоже, понятно, красивую. Она его огорошивает теорией: скрепки закручены так, что эфирный ветер (тот самый ненайденный – из опыта Майкельсона и Морли) при их параллельном ветру расположении, могут перенестись «хоть Антарктиду, хоть на Луну» и оказывается права. И у них начинают налаживаться отношения. В принципе, по той же схеме, но уже без девушки, сделаны «Отрицательные крабы». Четвертый подобный рассказ был бы уже излишним.

Нельзя не отметить сам сборник «Жизнь чудовищ». Он собран концептуально и выгодно отличается от массы тематических книг а-ля «Царская Россия в космосе» или техногенной мистики. Каждый подраздел имеет свою тему и увенчан эпиграфами. Сама антология не просто собрание однородных рассказов, а имеет движение: завязку, кульминацию и развязку. В первом разделе «Растения» герои случайно сами поманили нечто, и иной мир, опасный и чужой, ввалился сюда. В кульминационных рассказах выясняется, что нам лишь кажется, что наш собственный мир – уютен, понятен и логичен.

В последней повести «Затмение» (раздел «Звери»), авторы в какой-то мере разрешают ту проблему, о которой я говорил, – игры в игрушечную железную дорогу. Герой-пенсионер, бывший служащий Морского банка, у которого десять лет назад невеста со значащим именем Алиса сбежала с цирком, а он этим цирком, точнее иллюзионизмом много лет увлекается, но в свое время будничные дела с работой, предстоящим повышением, зарплатой откладывали увлечение – разве что почитать книгу об этом за едой. И вот в городе появился цирк и случаются необычные события – одно за другим – и ГГ объявлен с икаровским номером в афише: «Полет на солнце»:

– За что он держится? За пустую квартиру, мерзкую овсянку да остывший суп? А здесь его все любят, здесь кипит настоящая жизнь, полная чудес и волшебства… Твои мечты перед тобой – протяни руку и возьми.

Разве что нужно сделать самую малость: поджечь бикфордов шнур к пушке, в дуло которой засунут нелюбимый директор банка – «мешок с деньгами, тень». Но – увы! – он не стал нырять в эту кроличью нору, вернувшись к миру будничному и пенсионерскому. Не смог переступить через чужую жизнь. Вот она повесть и со смыслом, и с сюром, и с кинговскими клоунами, и с хоррором. Но опять проблема: не хватает в ней некоторой сумасшедшинки, которая есть в «Отрицательных крабах» при всей их сделанности.

Дмитрий КОЛОДАН нашел эту сумасшедшинку, доведя ее до предела в следующей книге – великолепном «Времени Бармаглота». Карина ШАИНЯН продвинулась в том же направлении в романе «Долгий путь на Бимини».

«Нейромант»: жгучее присутствие будущего

Небо было совершенной безмятежной голубизны телевизионного экрана, включенного на мертвый канал.

Нил ГЕЙМАН. Никогде

Уильям ГИБСОН не был человеком, придумавшим киберпанк. Слово это изобрел Брюс БЕТКЕ, назвавший так рассказ, опубликованный в начале 1983-го.

Предтечи

Вернор ВИНДЖ в 1979-м набирал свои «Подлинные имена» (опубликованы в начале 1981-го) в текстовом редакторе TECO для Heathkit LSI 11/03, в отличие от ГИБСОНА печатавшего в 1982-1983-м «Нейромант» на механической пишущей машинке.

ВИНДЖ, к этому времени несколько лет преподавал курс информатики в университете Сан-Диего и из дома подключался к центральному компьютеру университета. А в своей повести куда точнее спрогнозировал интернет и его реалии, чем ГИБСОН.

Более того, киберпространство «Нейроманта» вообще не имеет ни малейшего сходства с тем, что позже назовут этим термином:

– Это консенсуальная галлюцинация, ежедневно переживаемая миллиардами легальных операторов по всему свету, школьниками, изучающими математические понятия… Графическое представление данных, хранящихся в памяти каждого компьютера, включенного в общечеловеческую сеть. Невообразимая сложность. Световые лучи в псевдопространстве мозга, кластеры и созвездия данных. Подобно городским огням, отступающим…

Описание погружения в киберпространство больше всего напоминает эффект приема наркотиков. Во многом оттуда и взято.

Вернор ВИНДЖ спустя время написал предисловие к «Подлинным именам», где попытался понять, почему не его повесть/рассказ «открыла шлюз»:

– К сожалению, даже самые удачные метафоры ограничивают воображение. Так и я стал воплощением высказывания Марка Твена о том, что «разница между правильным и почти правильным словом такая же, как между светом молнии и светлячком». Одно из центральных понятий в «Подлинных именах» – виртуальная среда, место, где люди общаются во всемирной компьютерной Сети. Я долго думал над термином и не нашел ничего лучше, как обозвать его «Иным Планом». Увы, это всего лишь мерцание светлячка по сравнению с заревом «киберпространства».

Ярмарочный дракон

«Нейромант» писался по заказу. Великий издатель/составитель/редактор Терри КАРР (в 1959 году он, 22-летний, получил «Хьюго» за лучший любительский фэнзин «Fanac», а в 1985 и – уже посмертно – в 1987-м – тот же «Хьюго» как лучший профессиональный редактор) заказал роман 34-летнему автору, который к тому времени опубликовал только полдюжины рассказов. В 80-х КАРР запустил в «Ace Books» серию «Лучшая научная фантастика» (Ace Science Fiction Specials), в которой печатал лишь дебютные романы. В том же 1984-м, например, в этой серии вышел «Дикий берег» Кима Стенли Робинсона.

У Терри КАРРА было необыкновенное чутье на авторов. Именно он опубликовал в 1981 году в 11-м выпуске антологии «Вселенная» (Universe) рассказ «Континуум Гернсбека».

Вместо 12 месяцев, указанных в контракте, Уильям ГИБСОН писал свой первый роман полтора года.

Много позже, в одном из интервью, он признался на успех «Нейроманта»: восторженные почитатели восхищаются на ярмарке ярким китайским драконом, а изнутри видно, что дракон это сделан из шелковой ткани, палок и веревок.

И действительно, роман он слепил из того, что было. Из имеющихся двух с половиной рассказов (если считать за половину «Осколки голограммной розы») о мире, который позже стал назваться «Муравейником» (Разрастанием).

Молли прямиком перекочевала из «Джонни-мнемоника», присовокупив к своему резюме историю Рикки, сполна расплатившейся в «Доме голубых огней» за модификацию глаз.

Кейс – это гибрид Джонни с Бобби Куайном из того же «Сожжения Хром». Из-за его похожести Молли сравнительно скоро и оказалась с ним в постели.

Империя Хром преобразовалась в компанию «Тессье-Эшпул» с 3-Джейн.

Псы-нитехи стали Дикими Котами.

И даже механическая рука Автомата Джека пошла в дело, перейдя к бармену Рацу.

Понятно, что этого было мало. Характеры были расширены и углублены. Суть, правда, осталась: сильная женщина и слабый мужчина:

– Хорошо, когда каждый занимается своим делом, верно? Ты сидишь за компьютером – я бью морды.

Персонажи

Филип Дик как-то проанализировал, чем отличается рассказ от романа:

– В рассказе о героях узнаешь из их поступков, в романе же все наоборот: есть герои, и они делают нечто уникальное, проистекающее из их неповторимой натуры.

Без Молли «Нейроманта» бы не было. Она – самый яркий персонаж романа. Не зря же ее образ был продолжен в «Матрице», и, похоже, в «Призраке в доспехах». Хотя она не протагонист. Кейс, в отличие от нее, – далеко не Нео:

– Прятаться от кого-то, убегать – это у тебя на роду написано. Все эти заморочки в Тибе – простейший, очевиднейший вариант того, чем бы ты занимался в любом другом месте. Непруха, она часто так делает, обнажает самую сущность.

А сущность его была в том, что свободу от невезения, от постылой жизни, «мяса» он чувствовал только в киберпространстве, в Матрице.

На протяжении всего романа пунктиром идет линия его девушки Линды («Знаешь, почему она решила тебя кинуть? Ты перестал ее замечать»), которая была убита в самом начале. Ее смерть оставила в нем след. Поэтому Нейромант и использовал ее образ, чтобы остановить Кейса. Там, в Матрице, в последних главах, Кейс встретил Линду и почувствовал «нечто первозданно-мощное, нечто знакомое ему по Ночному Городу, знакомое и хранившее его – до времени – от времени и смерти, от безжалостной, всепожирающей Улицы. Нечто, столько раз найденное – и столько же раз утраченное. Нечто, относившееся – он знал это всегда, и вспомнил сейчас, к сфере